Герой Советского Союза, гвардии капитан Пирогов В. В.
В декабре 1943 г. немецкое командование, пользуясь продолжительностью темного времени суток на севере, проводило транспорты на участке Хоннингсвог — Киркинес. Из района Тромсэ и Гамерфест до порта Хоннингсвог транспорты следовали одиночно или небольшими группами с незначительным числом кораблей охранения.
17.12.43 г. мне было приказано вылететь на «свободную охоту» с низкой торпедой на самолете А-20-Ж в район Гамерфест — Хоннингсвог. Зная из предыдущих полетов, что районы порта Хоннингсвог и пролива Магерей-Сун сильно прикрыты ЗА и что к тому же пролив узкий, шириной до 300–400 м, с высотой берега до 400 м, где атака торпедоносца почти невозможна, я решил начать поиски с Массэ Фиорд до острова Серей. Наличие в этом районе островов, проливов с невысокими берегами, хорошо известных мне, позволяло произвести поиск цели и ее атаку внезапно.
Учитывая, что на побережьи полуострова Варангер была расположена локационная установка и имелись посадочные площадки для истребителей, маршрут полета был выбран, аналогично предыдущим, в 50 км от побережья, высота полета до мыса Нордкап 50–100 м.
Торпеда АН-45 с металлическим стабилизатором и углублением 1 м позволяла атаковывать с высоты 30 м все надводные корабли, за исключением шхун и мотоботов.
Вылет был произведен в сумерках 18 декабря в 10 часов утра. Погода: высокая облачность, видимость в начале маршрута до 40 км, в дальнейшем до 8–10 км в южную сторону (т. е. на светлую часть горизонта). Наивыгоднейшая скорость 275 км/час (170 миль/час), так как машина имела перегрузку. Высота 100 м была почти на всем маршруте и снижалась только при пролете траверза п-ва Рыбачьего и о. Вардэ, где очень часто встречались истребители противника.
В район поиска я подошел с севера, что обеспечивало хороший просмотр, высота была увеличена до 200–300 м. Погода: облачность 5–6 баллов, южная часть горизонта открыта и освещена зарей (солнце в это время не всходит в этих широтах). Видимость отдельных кораблей до 8 км.
В районе между островами Ролвсей и Пельмсей обнаружил несколько малых судов. Целей для торпедной атаки не обнаруживал и поэтому решил обстрелять шхуну в районе Хавейсун. При повторном заходе с высоты 600–700 м заметил на воде след от кораблей (бурун за кормой) (рис. 35).
Прекратив обстрел и продолжая наблюдать, обнаружил 2 транспорта, шедших в кильватерной колонне: головной в 6000–8000 т водоизмещением, второй значительно меньший. Впереди, в строю «клин», шли три корабля охраны. Курс конвоя 40–45°. Атаковать с хода не представлялось возможным, так как нельзя было, не разгоняя машины свыше 290 км/час, потерять высоту до 30 м. Учитывая, что самолет находился на курсовых углах цели, близких к 0°, я решил: уйти в южную часть фиорда за видневшийся остров Стуре-Латей и оттуда атаковать головной транспорт, выход из атаки производить на север через конвой, бросать торпеду с дистанции 500–800 м. Стремясь сохранить скрытность, резко снизился и, маскируясь темным фоном высокого берега, стал уходить в сторону острова Стуре-Латей. Экипаж был предупрежден. Так как штурман на самолете А-20-Ж находится в задней кабине, то прицеливание и наводку должен был производить я — летчик.
Из-за острова вышел с курсом 360° на высоте 20–30 м, скорость 320–330 км/час. Теперь цель была в темной части горизонта и с малой высоты не видна. Но запомнив расположение малых кораблей относительно транспортов, я смог выйти на цель.
На дистанции 3 км я снова обнаружил цель. Убрав газ полностью и взяв штурвал немного на себя, я сразу установил необходимый режим полета: высота — 30 м, скорость — 290 км/час, одновременно произвел грубую наводку на цель.
После этого снова дал газ моторам. Цель — транспорт водоизмещением 7000 т, скорость хода — 6–8 узлов. В 12.15 сбросил торпеду на курсовом угле цели 110–100° с дистанции 600–800 м с упреждением 1/3 корпуса корабля. Прицеливание вел по стрелковому визиру.
По докладу экипажа торпеда пошла нормально. Атака была внезапна, ибо до момента сбрасывания торпеды транспорт заметного маневра не производил. Только после сбрасывания торпеды сторожевые катера, сделав поворот на 90° влево «все вдруг», открыли огонь из МЗА, идя параллельным курсом с самолетом. Выход из атаки производил на максимальной скорости. На выходе из атаки огнем с катеров были перебиты тросы управления руля поворота. Это заставило производить противозенитный маневр только по вертикали. Огонь с катеров вскоре прекратился, так как катера пошли на помощь к транспорту, который, окутанный черным дымом от попадания торпеды, быстро начал погружаться в воду.
Обратный полет проходил по тому же маршруту. Стремясь обеспечить обратный полет от встречи с истребителями, так как самолет из-за повреждений значительно потерял свои качества в маневре, КПМ выбрал восточнее — на о-ов М. Олений в обход района: о-ов Кильдин — п-ов Рыбачий, где часто истребители противника перехватывали наши самолеты. Донесение по радио о производстве атаки было передано за 15 мин. до выхода на КПМ.
Выводы
Малая высота полета на маршруте и выбор последнего в удалении от побережья противника обеспечили скрытность выхода в район поиска.
Высота в районе поиска была мала, что привело к позднему обнаружению конвоя. Необходимо иметь в сумеречное время в районе поиска высоту не менее 500–600 м.
Выход в атаку на малой высоте оправдался, так как позволил с малой дистанции обнаружения цели установить необходимый режим полета для сбрасывания торпеды и в то же время демаскировать себя.
В условиях плохой видимости для выхода на цель необходимо намечать вспомогательные ориентиры.
Пулеметный обстрел шхуны в начале поиска крупной цели был нецелесообразен, так как результат удара незначителен, а риск демаскировать торпедоносец большой.
Довольно интересная статейка.
Как и за что получали награды, и денежные выплаты в странах участницах ВМВ.
И конечно же не без приписок..., во всех ВВС, ВМВ.
Цитата:
Кроме того, нельзя не принимать во внимание пресловутый “человеческий фактор” – достаточно распространены были подтасовки результатов боев по различным причинам (попытки “пустить пыль в глаза” командованию, скрыть собственные неудачные действия и высокие потери, желание получить награду и т. п.). В качестве иллюстрации можно привести характерную цитату из телеграммы командующего 16-й Воздушной армией С.И. Руденко, направленной им командирам 1-й гвардейской, 234-й, 273-й и 279-й иад после первых дней Курской битвы: “За все дни сбито мизерное количество бомбардировщиков, а истребителей “набили” столько, сколько их и не было у противника. …
Пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей” .
Если говорить реально, то прямой урон нанесённый врагу, что Хартманом, что Покрышкиным, одинаково незаметен.
Вот тут я удивился по-настоящему, о чём Пунёву тут же и сказал.
- А что тебя удивляет? Они же истребители... – тут он слегка, но презрительно оттопырил нижнюю губу –запомни, настоящий урон врагу наносят ударные машины, а именно мы – бомбардировщики. Истребители, это так… обслуга.
"Волшебное слово"
Цитата:
Тимофей Пантелеевич Пунёв был фанатом ВВС.
Настоящим.
И даже когда их бомбардировочный полк, в придурошные 60-е, перевели в морскую авиацию, и все летчики были вынуждены переодеться в чёрную морскую форму, только он один продолжал ходить на службу в форме ВВС. Хулиганство, конечно, но такой характер.
Заговорили мы как-то с ним об Александре Ивановиче Покрышкине.
Сам Пунёв с Покрышкиным был знаком. Не то что-бы очень близко, но и не шапочно.
Было у них время пообщаться, когда 36-й Гвардейский бомбардировочный авиаполк (в котором и воевал Пунёв) летал под прикрытием 16-го Гвардейского истребительного, которым командовал Покрышкин.
Это я знал.
В разговоре, я заметил, что в настоящее время, не подтверждается тот факт, что Покрышкин сбил 59 самолётов. По документам максимум выходит 45-46-ть.
Пунёв только презрительно хмыкнул.
- А ты думаешь, меня е#ёт, сколько он сбил самолётов?
Тут уже хмыкнул я, только непонимающе.
- ... Повторяю вопрос, неужели ты думаешь, что меня, как летчика-бомбардировщика, е#ёт сколько самолётов сбил Покрышкин?
А Пунёв продолжает:
- ... Неужели ты думаешь, что в масштабах войны, это такая большая разница 45 и 59?
На секунду он замолчал.
- Возьмём другой пример – Хартман. Сколько у него там записано?
- 352…
- А сколько Советский Союз выпустил боевых самолётов?
- Если мне не изменяет память то, тысяч 20 до войны, тысяч 130 за войну, и тысяч 20 нам поставили союзники…
- Вот! Прямой ущерб противнику от 352 сбитых – это капля в море. И по материальным затратам, и по людским. Даже в масштабах наших ВВС. А если брать в масштабах всей войны, это еще меньше, чем капля. Если говорить реально, то прямой урон нанесённый врагу, что Хартманом, что Покрышкиным, одинаково незаметен.
Вот тут я удивился по-настоящему, о чём Пунёву тут же и сказал.
- А что тебя удивляет? Они же истребители... – тут он слегка, но презрительно оттопырил нижнюю губу – запомни, настоящий урон врагу наносят ударные машины, а именно мы – бомбардировщики. Истребители, это так… обслуга.
Тут я понял, что Тимофей Пантелеевич в очередной раз сел на своего «любимого конька».
- ... Вот ты заладил «боевой счёт, боевой счёт…», а кого он по большому счёту е#ёт, кроме пропагандистов? У истребителя-то настоящая задача какая? Обеспечить работу ударных машин, а «сбитые» это так … членометрия. Делать идиотам нечего, вот #уями и меряются.
- ... Ты вот думаешь, за что я Покрышкина уважаю? За то, что он мог то, чего не мог никто другой, а именно обеспечить на такую защиту в воздухе, которую я ни до, ни после того не встречал. Рассказываю…
Летали мы как-то бомбить одно «весёлое местечко», а именно железнодорожную станцию. А прикрывали её немцы истребителями – будь здоров! Каждый вылет – как экскурсия на тот свет. Ещё и до цели не доходим, а уже каждая девятка теряла по две, по три машины. Прикрытие не справлялось. Уж больно хороши немцы оказались. У-ух!.. Драли «мессера» и нас, и наших истребителей, только щепки из «лавочкиных» во все стороны летели.
Слетали мы так раза два-три, и тут комполка Мозговой, уж на что был крепкий мужик, а не выдержал – давай названивать в Армию, что бы прислали нормальное прикрытие, а не этих слабаков.
Видать, станцию надо было разнести во чтобы-то ни стало, поскольку уже ближе к вечеру приземляются на наш аэродром «аэрокобры». 16-й Гвардейский истребительный.
Встречаемся за ужином, в столовой лётного состава и, поначалу, эти ребята мне не понравились. Истребители и так народ легкомысленный, а эту уж как-то чересчур весёлые были. «Не ссы – говорят – «бомбёры», прикроем, хер кто подлезет!...» Я одному старлею (Голубев была его фамилия, мы потом с ним закадычными друзьями стали) говорю: «Да тут и до вас были.. Тоже «да мы, да всех, #лядь, порвём!..», а как до дела дошло, так фрицы им живо морды-то начислили!..» А старлей мне (да так знаешь, со смешком): «Спакуха!.. Знает наш Александр Иванович волшебное слово. Как скажет – фрицы разбегаются». Я ещё и подумал: «Пи#дабол!..»
Утром готовимся к вылету. Начальники штабов докладывают: «1-я девятка идёт … 2-я – идёт… 3-я… группа боя располагается… непосредственное прикрытие …» – вобщем всё как обычно.
Ладно, взлетели, построились.
Смотрю вверх – «кобры» висят над нами. Это хорошо.
Понятное дело – радиомолчание. Я проверяю каналы станции, щелкаю переключателем, и вдруг слышу на волне истребителей: «Внимание! Я «сотый»! Иду на работу!»
Я при#уел! (По другому не скажешь.)
Радиомолчание это основа основ внезапности нанесения удара! Нас всю войну этому правилу немцы учили. И пока они в наши головы это правило не вколотили, мы своей кровью не один раз умылись. Хорошо помню, что я штурману сказал: «Вернёмся, и огребёт этот майор (а Покрышкин тогда майором был) по полной! Сорвал, #лядь, вылет! Готовься, сейчас «мессера» полезут!»
Но, что ты думаешь?!.. Доходим до самой станции – в воздухе ни одного фрица. Как вымерли!.. Зенитный огонь был сильнейший, но это уже не то, полегче.
Ну думаю, будут нас на обратном пути ловить. Как отпикируем, в кучу собьёмся, тут то нас и начнут!..
Ага, щаззз… Ни одного!.. Чистое небо!..
Приземляемся, истребители смеются: «Ну, мы же говорили!.. Прикроем».
Случайность, думаю. Повезло олухам.
Во второй половине дня ещё один вылет. На ту же цель.
Я на волну истребителей уже специально переключился, и опять: «Внимание! Я «сотый»! Иду на работу!»
И та же самая картина – ни одного немецкого истребителя в воздухе! Ни до цели, ни после.
За ужином мне Голубев напомнил: «Я же говорил, знает наш «батя» слово волшебное…»
Потом, мы под прикрытием 16-го Гвардейского сделали еще несколько вылетов. И во всех них, я вокруг наших «пешек» не видел ни одного немецкого самолёта. А уж зрение у меня было отличное (не поверишь, но «мессер» в воздухе я засекал километров за десять, если не за двадцать).
Вот с тех пор я Александра Ивановича Покрышкина уважаю как никого другого.
А что касается его "боевого счёта"...
Ну вот, рассказал я тебе про несколько боевых вылетов Покрышкина. Честно слетал Александр Иванович. И хотел бы кого-нибудь сбить, а как? Не дали ему немцы такой возможности.
Поэтому, #уями меряться… это оставь идиотам.
Понял?
- Понял.
- Ну и молодец. Пошли лучше винца выпьем. Я тут вино сделал, попробуешь…
Тимофей Пантелевич сам ставил вино, и у него хорошо получалось.
Он бы настоящим талантом.
_________________ Зам нач штаба первой группы, Major /I./KG55_Kaiser/
Последний раз редактировалось: I./KG55_Kaiser (Пн Мар 28, 2016 1:28 pm), всего редактировалось 3 раз(а)
А.С. Я слышал, что расстреливаливать наших летчиков, спасшихся на парашютах, немцы стали позднее, где-то в 1943.
Т.П. Нет. Уже в 1942 году практиковали во всю. Запросто. Это в 1941 бывало, что немцы наших сбитых летчиков с воинскими почестями хоронили, это мне тогда воевавшие ребята рассказывали. Когда по 50 км в день наступаешь, то впору противнику орать: «Эй! Остановись! Дай передохнуть!» Тогда можно и в благородство с рыцарством поиграть. К концу 1942-го немцы поняли, что «вляпались» капитально и всё, их игры в благородство кончились.
Следующая тема Предыдущая тема
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
